Смотр чудотворцев

Итак, вот он – хит-парад октябрьской прозы: есть колдовство, но есть и козы.

Необыкновенные чудеса (от 12 до 6 баллов)
12. Маргарита Шарапова. Сады. Рассказ. «Знамя», № 10.Этот короткий – в несколько страничек – рассказик важнее премногих десятков пухлых романов: в нём - драгоценный опыт живой жизни, прошедшей через плоть и кровь, через натруженные руки и слипшиеся веки.

Шарапова работала в цирке; праздничный цирковой эдем несёт в себе адскую трудовую изнанку – изматывающую, почти невыносимую – но при том прекрасную. Поразительные реалии гастрольных железнодорожных переездов мешаются с бессонным сюром – и явь, пожалуй, будет попричудливее цветистых галлюцинаций, навеянных недосыпом. Кто знает, что морских котиков, пребывающих вне воды, оказывается, надо ежечасно поливать – чтобы не растрескались? Это не сон. Это реальность. Как здорово, что наконец-то есть литература – не только о писателях (или о худосочных писательских грёзах)!

11. Сергей Жадан. Владелец лучшего клуба для геев. Быль. Перевела с украинского Анна Бражкина. «Новый мир», № 10.Название не обманывает: история – действительно про гей-клуб. Устроенный в одном заштатном украинском городишке. Не буду пересказывать её перипетии: у меня получится хуже, чем у Жадана, «быль» которого неимоверно, запредельно, гомерически смешна. Читая её, я вдруг понял, чего мне не хватает в современной российской журнальной прозе. Чувства юмора. Судя по всему, оно окончательно и бесповоротно эмигрировало в (на) Украину.

10. Дмитрий Данилов. Фабрика. Осень. Дорога. Рассказы. «Новый мир», № 10.Тексты для медленного чтения – медитативные, очень «московские» и наполненные белесовато-туманной, темнеющей, сумеречно-обморочной прелестью.

9. Александр Иличевский. «Дизель». «Октябрь», № 10.Очередная новелла Иличевского «о странствиях»: на сей раз – по Приднестровью. Как всегда у этого автора, крайне витальная, фактурная, многоцветная и «с безуминкой».

8. Дмитрий Новиков. Запах оружия. Рассказ. «Новый мир», № 10.К яркой и убедительной основе рассказа присобачена надуманная квазифрейдистская концовка: сначала идут тёплые и вкусные воспоминания о деревенском детстве, затем оказывается, что вспоминает – киллер (который стал таковым, потому что его дед-фронтовик любил оружие). Если бы я был царь, я бы запретил прозаикам писать о киллерах (и особенно – от лица киллеров).

7. Анатолий Найман. Убить -^-^-^'а. Из цикла рассказов. «Октябрь», № 10.Найман начинает реабилитировать себя в моих глазах как прозаик. Его новый рассказ – о любви к загадочной художнице – почти хорош. Он был бы совсем замечателен, если бы не его некоторая богемная самодостаточность. Неотделимая от выпендрёжа, проявляющегося уже в названии.

6. Глеб Шульпяков. Цунами. Роман. Продолжение следует. «Новый мир», № 10.Главный герой романа Шульпякова, писатель (как будто он мог бы быть кем-то другим) летит отдыхать в Таиланд с надоевшей стервозной женой-актрисой; неожиданно жену вызывают в Москву на репетицию; герой провожает её на самолёт, а, вернувшись, обнаруживает, что тем временем случилось оно самое, цунами. Великолепная возможность взять документы подвернувшегося погибшего москвича-ровесника и зажить чужой жизнью…

Проза Шульпякова – изысканна и добротна, словно твидовый пиджак сквайра. Она красива. Умело наведённые кровавые отсветы, серебряные блики, тщательно выстроенные системы зеркал, отражения отражений, Стамбул в снегу (и едва ли не Орхан Памук под зонтиком). Но единое прикосновение реальной трагедии обращает весь шульпяковский тщеславный дизайн, всю – от выморочного сюжета до последней буквы – искусственную, патентовано литераторскую, самолюбовательную машинерию – в руины. Автор этого не видит; он ничтоже сумняшеся вводит в свои кабинетно-фантомные фантазмы ещё и иркутскую авиакатастрофу.

Обыкновенные чудеса (от 5 до 3 баллов)
5. Елена Шварц. Концерт для рецензий. Повесть. «Знамя», № 10.Чудаковатый Иван Иванович, участник Великой Отечественной войны, одержимый идеей написания рецензий на всё и вся, устраивается секретарём к известной писательнице.

Времена между тем мрачные, послевоенные, сталинские; Иван Иванович попадает под подозрение в крамоле, писательницу вынуждают уволить его. И побрёл он, ветрами гонимый, рецензируя Финский залив. У Ивана Ивановича, наверное, имеется прототип (и безусловно прототип есть у писательницы). Я – не петербуржец, и меня эта байка оставила равнодушным. Невозможность выйти за пределы «цеховой среды» не проходит даром даже Елене Шварц. Легенды про «чёрного альпиниста» интересны лишь альпинистам. Писатели в этом отношении – ничем не лучше альпинистов.

4. Нина Горланова. На Васильевский остров. Рассказ. «Знамя», № 10.Провинциальная преподавательница Георгина так любила Бродского и так переживала за него, что хотела умереть на Васильевском острове. Но не умерла.

3. Катя Рубина. Рассказики. «Знамя», № 10.Очаровательная и юная Катя Рубина толкает милые телеги – например про фразу из «Евгения Онегина» «потолковать о Ювенале». Я с удовольствием послушал бы эти телеги в «Билингве». Они уместны и в блоге. Или даже в молодёжном сборнике. Впрочем, даже в литературном журнале вреда от них нет. Скажу языком того же «Евгения Онегина»: Блажен, кто смолоду был молод.

Чудес нет (от 2 до 1 балла)
2. Маргарита Хемлин. Про Иосифа. Повесть. «Знамя», № 10.Старый Иосиф, участник Великой Отечественной войны, полюбил бойкую медсестричку Римму и стал жить на две семьи. Времена между тем стояли мрачные, послевоенные (я, кажется, повторяюсь; но что мне делать, если проза в десятом номере «Знамени» одинаковая). Иосиф собирал в сарае еврейские древности, а Римма не разделяла этого увлечения, опасаясь обвинений в сионизме и репрессий. Взяла она, да и выбросила все запасы Иосифа.

Нельзя сказать, что в повести Маргариты Хемлин вовсе нет мысли. Но эту мысль можно было выразить в десять раз короче; если из долгой саги про Иосифа убрать все малоинтересные бытовые подробности и все бесконечные «пошёл-пришёл-ушёл», она ничуть не пострадает от этого.

1. Александр Хургин. Целующиеся с куклой. Повесть. «Октябрь», № 10.А вот – ещё одна сага о еврейской семье, совершенная двойница предыдущей. Два брата: Горбун и Шизофреник; первый уезжает вместе с родителями в Германию, второй – из упрямства остаётся в России. В Шизофреника влюбляется проститутка; нелегально вернувшийся повидать сына отец попадается ментам и засвечивает парочку (проститутку отправляют в тюрьму, Шизофреника – в психушку).

С Горбуном и того хуже: ему делают уникальную операцию, а он – разбивается в автокатастрофе. И всё потому что прадед братьев когда-то покончил самоубийством. Родовое проклятье, понимаешь.

Если в тексте Хемлин имеет место некая идея, то в хургинском опусе нет и её (не считать же таковой банальнейшее «от судьбы не уйдёшь»). Для чего пишутся все эти «семейные саги»? Понимают ли их авторы, что есть разница между литературой и немудрящей историей «про соседку из двадцатой квартиры»? И что журнал – не лавочка у подъезда?

БРЯНСК.RU

Источник: Взгляд

---

Два тунеядца напали на пенсионера в подъезде его домаВ Брянской области катастрофически не хватает рабочих рукАвтоинспекторы просят брянцев жаловаться на плохие дорогиНе забудем! Не простим!Главой Стародубского района избран Владимир КовалевНа ярмарках выходного дня брянцы расхватали картофельБрянская красавица и ее жених предстали перед судомБрянские любители роскошных авто заплатят 17 миллионов рублейНа выборах губернатора Брянской области победил БогомазВ Советском районе Брянска запланирован ремонт дворовСражаться за губернаторское кресло продолжат три кандидатаРоскомнадзор начал охоту на мат в СМИДенину предъявлено обвинение в злоупотреблении полномочиями