Реально и рядом

Чухонцев дошел до предела возможностей так называемой исповедальной лирики, быт в его стихах метафизичен, а исторические события примериваются к современности в их внутреннем измерении. Павловский Посад, небольшой патриархальный городок Московской области , где рос Чухонцев, – его потерянный рай и лирическая родина, пропуск в его поэзию для бытовой повседневности.

Навсегда утраченные вместе с детством реалии, равно как и сопровождавшее их время, с новой, подчас пугающей силой воскресают в воспоминаниях и ощущениях, становясь стихотворными импульсами. Например, любой пейзаж, окрашенный воспоминанием, неизбежно наполняется смыслом, который заложен в самой возможности нашего восприятия, потому что внутренний его смысл невыразим и рассказать о нем мы можем только своими словами.


Каким бы ни было детство, всегда остается какая-то память о новизне восприятия, и какими бы ни были объекты, которые выхватывает луч воспоминания, они всегда невыразимо дороги уже тем, что воспитывали это восприятие, чему-то его учили. Такая память у Чухонцева о Павловском Посаде.
Вот хрестоматийный «Паводок»:

Здесь, у темной стены, у погоста –оглянусь на грачиный разбой,на деревья, поднявшие гнездав голых сучьях над мутной водой;на разлив, где, по волчьему мучась,сходит рыба с озимых полей,и на эту ничтожную участь,нареченную жизнью моей;

оглянусь на пустырь мирозданья,подымусь над своей же тщетой,и – внезапно – займется дыханье,и – язык обожжет немотой.

Вот это самое движение от просто пустыря к пустырю мирозданья и есть один из знаков поэзии Чухонцева.

И наверняка связь Павловского Посада с важными событиями отечественной истории обострила в поэте чувство исторического до такой степени обнаженности, которая позволяла видеть за канвой событий эмоции и душевные движения участников этих событий, что неизбежно соотносило их в читательском восприятии с какими-либо аналогами.

Это качество вело к своего рода предсказаниям. Так, стихотворение «Репетиция парада», написанное за несколько месяцев до введения советских танков в Прагу в 1968 году, содержало следующие строки:

Видит Бог, до сих пор твой имперский позор у варшавских предместий смердит.Что ж теперь? Неужели до пражских Градчан довлачится хромая громада?Что от бранных щедрот до потомства дойдет? Неужели один только Стыд?

А «Повествование о Курбском» неожиданно «срифмовалось» с бегством на Запад Аркадия Белинкова. И Чухонцеву долго не могли простить эти строки, напечатанные в 1968 году в «Юности»:

Чем же, как не изменой воздать за тиранство,если тот, кто тебя на измену обрек,государевым гневом казня государство,сам отступник, добро возводящий в порок?

Но стихи Чухонцева – о времени вообще, привязка к конкретным личностям, Дельвигу например, еще и повод к историческим аналогиям:

Век минет, и даром его не труди,ведь страшно подумать, что ждет впереди.

И честь вымирает, как парусный флот,и рыба в каналах вверх брюхом гниет.

Прекрасное время! Питух и байбак,я тоже надвину дурацкий колпак…

Стихи Чухонцева намеренно, вызывающе традиционны в плане метрики и образного ряда. Иногда он отходит к более сложным ритмическим построениям (сверхдлинные строки, оформление стихотворения без разбивки на строки и строфы), но для того, чтобы снова вернуться к привычному рисунку стиха.

Пресловутая «традиционность» компенсируется контрастом (но не противостоянием!) между духовной доминантой и обыденностью, приметами полугорода-полусела, посада: огороды, домашняя птица, ремесла и рукоделья. И история, которой наполнены стиха Чухонцева, растет из этого же «сора».

В советское время было весьма странное деление поэзии, Чухонцева относили к так называемым «тихим лирикам», противопоставляя таковых «эстрадной» поэзии.
Он начал печататься в конце 50-х, но первая книга стихов вышла только в 1975 году, многозначительно названная «Из трех тетрадей» (то есть избранное из нескольких невышедших книг). Второй книги пришлось ждать еще 7 лет.


Чухонцев долгие годы вынужден был зарабатывать литературными переводами. Но, как это часто бывало с большими мастерами, поденщина становилась своего рода подвижничеством, открывая современному читателю неизвестные тексты известных поэтов (например, Роберта Фроста и Роберта Пенна Уоррена) в переводах, которые не стыдно было включить в книгу наравне с оригинальными стихами.

Чухонцев – лауреат национальной премии «Поэт», эту награду он получил вслед за Александром Кушнером и Олесей Николаевой, продолжая, таким образом, линию награждения, что называется, «по совокупности» – не за какое-то произведение, а за весь творческий путь.
И выбор поэтов-лауреатов этой премии также симптоматичен – это традиционная линия отечественной поэзии, обращенная к истории страны и биографии души человека, культурным доминантам и религиозным поискам.

Как сказал сам Чухонцев в речи на вручении ему другой, Пушкинской премии Фонда Тепфера, «вся культура одновременна: и Овидий, и Державин, и Мандельштам – они существуют реально и рядом в том времени, которое времени не имеет, и эта их реальность смущает, сковывает пишущего, подавляет волю и надо иметь великое мужество или полную слепоту и забывчивость, чтобы вышло что-нибудь путное».

БРЯНСК.RU

Источник: Взгляд

---

Два тунеядца напали на пенсионера в подъезде его домаВ Брянской области катастрофически не хватает рабочих рукАвтоинспекторы просят брянцев жаловаться на плохие дорогиНе забудем! Не простим!Главой Стародубского района избран Владимир КовалевНа ярмарках выходного дня брянцы расхватали картофельБрянская красавица и ее жених предстали перед судомБрянские любители роскошных авто заплатят 17 миллионов рублейНа выборах губернатора Брянской области победил БогомазВ Советском районе Брянска запланирован ремонт дворовСражаться за губернаторское кресло продолжат три кандидатаРоскомнадзор начал охоту на мат в СМИДенину предъявлено обвинение в злоупотреблении полномочиями