Безымянный репортаж

Новый роман поэта, прозаика Глеба Шульпякова связан с событиями недавнего прошлого. А именно с южноазиатским цунами 2004 года. Катастрофа, кадры которой вызвали шок у находящихся в предновогодней эйфории жителей планеты, и является, как пишут в учебниках литературы, главным конфликтом. Но главным ли?

В состоянии нестояния

Если верить аннотации, это история о том, как безымянный герой, он же рассказчик, став свидетелем катастрофы, присваивает документы погибшего туриста. А затем тайно возвращается в Москву, начинает жить чужой жизнью. И открывает, что кроме привычной Москвы есть и другая.

Первая ассоциация, которая приходит в голову, – «Профессия: репортер» Антониони. Общего и впрямь много. И герой Шульпякова, и герой фильма переживают состояние творческого кризиса.

Оба отправляются в путешествие, чтобы преодолеть его. Но если тележурналист из фильма едет в Африку работать, снимать фильм, то герой Шульпякова цепляется за Таиланд как за шанс преодолеть полосу отчуждения в отношениях с женой – не слишком удачливой театральной актрисой.

Отчуждение – это главное, что роднит «Цунами» с тем фильмом, да и с другими фильмами Антониони. Одиночество главного героя ощущается на протяжении всей книги и проявляется даже в мелочах. В ней практически нет диалогов.

«Цунами» – это двухсотстраничный внутренний монолог безымянного героя (отсутствие имени – тоже характерно для этакого отчуждения; мы не знаем, как зовут героя, а значит, не можем обратиться к нему – акт коммуникации не состоялся).

Карнеги писал: для человека нет слаще звука, чем звук собственного имени. Ученые доказали, что самые частые слова, которые мы слышим, – это личные имена.

Так вот, в «Цунами» нет ни одного имени. Все персонажи – назвать героем мы можем разве что рассказчика – безымянны. Лишь один герой – актер Сверчок – носит имя, которое не имя даже, а прозвище. Герой сам признается, что имени его не помнит: «Странно, что настоящее имя из памяти стерлось, исчезло. Или не существовало? А вот прозвище в театре носил он забавное».

Впечатление создается очень странное. Как если бы мы листали словарь, в котором дефиниции есть, а самих слов – нет.

Поэтому в словаре главного героя нет омонимов – слов, звучащих одинаково, но значащих разное. А вот синонимов и антонимов – сколько угодно.

Отчуждение

Но так кажется, опять же, на первый взгляд. На самом деле создается впечатление, что все персонажи синонимичны друг другу и антонимичны главному герою.

Он отгорожен от них: все они существуют в поле его зрения и в той или иной степени зависимы от его памяти и опыта. Поэтому все персонажи кажутся обезличенными. У них есть лица, но нет лица. Это не характеры в общепринятом, классическом смысле.

Тут необходимо вспомнить, что «Цунами» – роман психологический. Однако психологизм романа заключается не в тщательном выписывании и анализе действий и поступков персонажей. Нет, тщательно выписывается только один – главный – герой (он же рассказчик, он же – в некоторых моментах – автор).

Поведение всех остальных выписано фрагментарно. Однако через эти разрозненные фрагменты, как через кусочки пазла, мы видим картинку.

Вот жена главного героя (которую он называет исключительно «она» – спросите у любого психолога, что это значит). Она неудачливая актриса, некогда блеснувшая в детском фильме (тоже безымянном).

Она переживает неудачи в творчестве и ищет себя. Находит, только встретив другого мужчину. Соглашается ехать с мужем в Таиланд, дабы развеяться.

Когда трещина становится совсем уж глубокой, приходит телеграмма. Она уезжает – он остается. Он возвращается – она уже замужем за другим человеком, у них дочка.

Тут, кстати, много непонятного. Сколько времени прошло с момента возвращения героя из Таиланда? Месяц? Год? Откуда у его жены ребенок – ее ли он или приемный? Или собственная жена – тоже плод воображения? Многолетняя фантазия, с которой, как с реальной женщиной, сжился герой?

Роман Шульпякова однолинеен. В нем только одна точка зрения. Однако «Цунами» в то же время – полифонический роман, в него периодически врываются другие голоса, подобно тому, как в комнату с открытым окном врываются уличные звуки.

Такова история «Собаки в галстуках». Рассказ женщины, потерявшей сестру. «Скверный анекдот» бывшего математика. История писателя, перепутавшего женщину вымышленную и реальную.

Они, эти истории, имеют такое же значение, как и разговоры прохожих, случайно вклинившиеся в непрерывный внутренний монолог героя-рассказчика. Поэтому «Цунами» – это настоящий роман «потока сознания». Роман, где «подумал» заменяет «сказал».

Все истории – это самоотчет ощущений. И рассказчик всегда присутствует в них – пусть даже в форме слушателя. Однако на этом присутствие заканчивается. Никакого сопереживания (в самом общеупотребительном смысле) нет.

Что еще немаловажно: «Цунами» – это роман-воспоминание, роман-ассоциация. Количество флешбэков в книге зашкаливает, раздражает – кажется, шульпяковский герой живет только прошлым.

В одном из таких флешбэков воспоминания героя заходят все глубже и глубже – и переходят к списку исчезнувших предметов, который больше походит на опись имущества:

«Я вспомнил оберточную бумагу с опилками – ее сворачивали в конус для крупы или песка. Жена – шоколадное масло размером с детскую могилку. Разменные автоматы с мелочью в метро. Кефирные бутылки с фольговой крышечкой и ящики из проволоки, куда их складывали...» и так далее (всего полторы страницы).

Если подумать, то этот «реестр памяти» создает совершенно прустовский эффект – ассоциация приходит моментально, застревая в памяти надолго. Цунами сметает все, кроме воспоминаний. В этом есть смысл – ведь настоящее рано или поздно становится прошлым. Поэтому герой и не погибает – панцирь из воспоминаний защищает его.

Однако в этом и трагедия героя Шульпякова. У него нет ничего, кроме воспоминаний. Попадание в «новую» Москву – жестокую, соблазнительную, живущую по своим собственным законам и в то же время беззаконную – разрушает оболочку из прошлого:

«Глядя вниз, я хотел понять, что теперь он для меня значит. И не испытывал ничего, кроме печали и удивления. Печали – потом что города, который я знал, больше не было. И удивления – поскольку теперь со мной оставался только один город – моих снов и моих историй».

Финал истории открыт. Однако ясно, что жизнь сценариста, отгородившегося своими воспоминаниями и фантазиями от «бега жизни», не будет похожа на прежнюю. Потому что прошлое – от слова прошло. Прошедшее время, совершенный вид. Уже было.

БРЯНСК.RU

Источник: Взгляд

---

Два тунеядца напали на пенсионера в подъезде его домаВ Брянской области катастрофически не хватает рабочих рукАвтоинспекторы просят брянцев жаловаться на плохие дорогиНе забудем! Не простим!Главой Стародубского района избран Владимир КовалевНа ярмарках выходного дня брянцы расхватали картофельБрянская красавица и ее жених предстали перед судомБрянские любители роскошных авто заплатят 17 миллионов рублейНа выборах губернатора Брянской области победил БогомазВ Советском районе Брянска запланирован ремонт дворовСражаться за губернаторское кресло продолжат три кандидатаРоскомнадзор начал охоту на мат в СМИДенину предъявлено обвинение в злоупотреблении полномочиями